Нынешняя мировая экономическая пирамида представляет собой следующее (в нескольких статьях это хорошо показала Елена Сергеевна Ларина). Верх – 3–5% – занимают так называемые эксисты (от английского слова access – доступ). Речь идёт о БигТехе – об информационных платформах типа Google, Microsoft и других, контролирующих социальные сети, информационные потоки, интернет вещей и т.п.
Следующий «этаж» – финансиалистский; это та часть «финансового» капитала, которая в значительной степени ориентирована на эксизм, что не исключает острых противоречий с ним; слово «финансовый» взято в кавычки не случайно: в нынешних условиях, когда можно печатать триллионы ничем не обеспеченных долларов, деньги утратили четыре из своих пяти функций (по мнению некоторых – все пять) и перестали быть деньгами в строгом смысле слова, а финансовый капитал – финансовым, это нечто другое.
Третий «этаж» – то, что Зб. Бжезинский назвал технотроникой; этот сектор расцвёл в самом конце ХХ века. Зона именно технотроники – главное «поле охоты» наиболее современных и крупных корпораций, успешно конкурирующих с «чисто промышленными». Ещё ниже – промышленный сектор (и промышленный капитал), который и создал «великую Америку» 1930–1980-х годов, величие которой хотел вернуть Трамп. По сути, к этому сектору и капиталу, к реальной (или физической, как назвал её вслед за Побиском Кузнецовым Линдон Ларуш) экономике финансиализм (не путать с классическим финансовым капиталом) отношения не имеет: он, как и эксизм, ориентирован на невещественное, т.е. в физическом смысле не существующее и часто ничем не обеспеченное. Ещё ниже – сельскохозяйственный сектор, представленный как агропромышленными корпорациями, так и в ещё большей степени малым и средним фермерским бизнесом и кооперативами.
С некоторым упрощением можно сказать, что в борьбе за будущее между «этажами» пирамиды эксисты и финансиалисты, реализующие себя как наднациональная (надгосударственная), а следовательно, ультраглобалистская сила, нередко в союзе с технотронщиками, выступают против промышленников и аграриев. Объект их уничтожения – «великая Америка». Нельзя сказать, что промышленники и в ещё большей степени технотронщики не оперируют на глобальном уровне – среди них хватает сторонников глобализма. Однако надо различать глобалистов и ультраглобалистов. Первые заинтересованы в сохранении государства (а следовательно, – по социально-экономической логике – среднего слоя, национального рабочего класса), но под контролем традиционных международных институтов – МВФ, Всемирного банка и т.п. Ультраглобалистам в мире, построенном в соответствии с их интересами и по их лекалам, государство вообще не нужно, их мир должен состоять из мегакорпораций – нового издания британской Ост-Индской компании, из Венеций размером в макрорегион. А потому традиционные международные институты, включая ООН, им не нужны, равно как и средний слой – только верхи и низы (то, что социологи называют «обществом 20:80)».
На все эти конфликты между стадиально-историческими фракциями капиталистов и группами, прежде всего эксистами, выгрызающимися из капитализма подобно Чужим из чьих-то тел, как в известном фильме, накладывается борьба различных наднациональных клановых группировок, закрытых наднациональных структур мирового согласования и управления и даже оккультных обществ.
Наконец, последнее по счёту, но не по значению – количественный аспект. Ещё в 2008–2010 годах клиодинамик Пётр Турчин спрогнозировал на конец 2010-х годов пик цикла перепроизводства (переизбытка) элиты в США с последующей логической необходимостью сброса её части с «корабля Истории» – почти по О’Генри: «Боливару не снести двоих». Таким образом в США к «качественным» сторонам внутриэлитного раскола добавляется «количественный» аспект. Отчасти это похоже на СССР второй половины 1970-х – первой половины 1980-х годов, когда «застой», т.е. господство горизонтальной административной мобильности над вертикальной, создал закупорку каналов для разбухшей элиты.